Глава вторая. Искушение.
Хао провел ладонью по окровавленной щеке. Каждое прикосновение отдавало болью. Раны от разгоряченного гуандао беспощадно сочились ярко-красной жидкостью, а колкий холод льда удивительно обжигал. Спина исполосована стальными когтями ягуара. Тяжко далась ему эта очередная встреча... Тяжко. Количество фуреку этих шаманов росло с неимоверной скоростью - с каждым днем, с каждой схваткой. Даже силы, подаренной его братом, не хватало для борьбы. И Дух Огня не желал долгое время находиться без хозяина. Иногда Хао становилось страшно смотреть на это мерцающее создание кроваво-красного цвета. У него возникало ощущение, что беспощадный, испепеляющий огонь поглотит и его, уничтожит, сожжет дотла. Не оставит ничего. Ни капли жизни. И дух чувствовал его страх. Кажется, что только сила Йо удерживает это чудовище...
- Черт!
Его словно вновь полоснуло яростным лезвием алебарды. Придерживаясь за ствол высохшего деревца, Хао чуть привстал. Он старался не опираться на правую ногу. Кажется, что-то было вывихнуто. Прикусив губу, он медленно побрел в сторону ручья, пробираясь через заросли кустов и реденьких деревьев. Солнце почти оставило края небосвода, погружая лес в сумерки. Постепенно затихало пение птиц, природа замерла в ожидании очередной ночи. Трава уныло серела на глинистой земле, листья и ветки жалобно шуршали. Вдалеке - приглушенное журчание речушки.
Боль в ноге делалась все нестерпимее, каждый шаг давался с трудом, становясь мучительной пыткой. Хао приваливался к крепким стволам, как мог,, держался за них. Сердце все еще трепетало, билось в груди, как в клетке. Все еще не успокоилось после той стычки. Он прислушивался к его частому биению, слегка прикрыв глаза. Хао качало. Стук. Стук. Стук. В такт сердцу пульсировали мысли. Отголоски фраз.
- Скоро. Скоро. Скоро. Потрепи...
«Потерпи... Сколько мне еще терпеть. Пара недель. Всего лишь пара недель. Я ждал пятнадцать лет. Так почему эти дни мне кажутся вечностью? Словно и не было этих пятнадцати лет. Словно это был сон...»
Нога беспощадно ныла. Надо же было в этот раз так упасть. Надо же было в этот раз позволить им свалить себя. Черт бы их всех побрал...
Шум воды все ближе. Осталось совсем немного.
Сделав пару пробных шагов без поддержки, Хао рванул через заросли репейника. Он вышел на открытый песчаный бережок у мелкой реки. Ноги уже не слушались и он упал на колени. Но нужно было добраться до воды. Нужно. Он пополз. Сухой песок, похожий на пыль, забивался под одежду, смешиваясь с кровью. Но нужно было ползти дальше. Нужно было промыть раны.
Последнее усилие и на водной поверхности отражается лицо. Прищурившись, Хао вгляделся в него. Как он изменился за эти месяцы. Сильно. Многочисленные царапины, на щеке устрашающе чернеет запекшаяся кровь. И грязь. Много грязи. По всему телу, на лице, на руках. Даже в душе и то – грязь. Которую уже не смоешь. Никогда. Ни чем.
Он провел рукой по подбородку. Отражение в воде проделало то же самое. Ощутил кожей прикосновение. Нет, все равно не мое лицо. Не верю. Я не такой. Я не должен быть таким. Не должен.
«Впавшие щеки, потухшие глаза, высохшие губы, многочисленные шрамы – я не должен был быть таким. Притворяться, играть, пресмыкаться, убивать, причинять и получать боль – я не должен был быть таким... Но почему то, что я сейчас вижу – это Я? Почему? Почему это не иллюзия, почему не сон? Почему...
А я, кажется, знаю ответ. Давно его знаю. Только боюсь признавать, тем более говорить вслух. Боюсь просто упоминать об этом. Боюсь думать. Но, все же, невольно вспоминаю. Как и вспоминал о тех далеких мыслях, коими грезил в детстве. Когда был еще мальчишкой. Я помню эти грезы. Я мечтал о родителях. Да, я это помню... Мечтал об обычном доме, где жил бы с семьей, где провел бы свое детство, где были бы родители. Отец и мать. Я их не помню, но в голове всегда возникали образы. Мечтал, чтобы у меня было много-много родственников. Даже придумывал им имена. И когда было особенно плохо и грустно, то мысленно обращался к ним. И все бы у меня это было... Если бы...
Если бы... Пустые слова. Слова несбывшихся надежд. Слова бездарных мечтателей. Кажется, постепенно в него и превращаюсь. Какой же я был наивный тогда. Слишком наивный для этой реальности. И слабый. И ты знал это. Ты пришел. Ты изменил меня. Изменил мою жизнь. Это все ты...
Звучит как укор. Наверное. Даже не знаю, корить ли тебя за то, чего никогда и не было? Корить ли тебя за то, что все было не так, как я мечтал?.. Упрекать тебя за то, что изменил всю мою жизнь? Заранее. Сразу после моего рождения. Сломал или создал – не знаю, но точно изменил.
Сломал... Создал... Никогда не мог определиться, что именно. Может все одновременно. Разрушил мечты, разрушил мои грезы, разрушил мою свободу. Испепелил. Но всегда на смену уходящему приходит что-то новое. И что-то ведь пришло. Что-то непонятное и неопределенное. Не знаю. После стольких лет покорности между нами возникло нечто... какая-то странная связь. Подчиняться твоим приказам, исполнять твою волю – я уже давно привык и воспринимаю это как обычное явление. Не пытаюсь сопротивляться. Может... не хочу? Не хочу противиться этой связи. Моя слабость. Мои нити. И ты как кукловод управляешь мной, пользуешься этой связью. И ты знаешь, что я всегда подчинюсь, Йо. Ты знаешь. Ты знаешь, что дорожу этой приносящей боль и странное наслаждение связью. И еще больше опутываешь ею. Ты знаешь, что я никогда не уйду. Что бы ты ни сделал...
А делал ты многое. Заставлял меня. Принуждал. Заставлял убивать. Заставлял причинять боль. Заставлял выжигать целые деревни. А мне было больно. Больно убивать. Словно я чувствовал боль твоих жертв. Да, именно твоих жертв. Я лишь оружие, которым управляешь ты. Это твои глаза порождали огонь, это твои руки стальной хваткой сжимались на чьей-либо шее, это ты был мною. Точнее я тобой. Но я не смею ничего сказать, потому что боюсь тебя. Боюсь сгореть в пламени твоих глаз, в пламени скрытого от остальных огня, боюсь потерять эту странную связь. Боюсь потерять твою власть надо мной. Да, я тряпка. Да, я ничтожество. Но мне, кажется, это нравится. Мне нравится быть ничтожеством, мне нравится пресмыкаться. Ведь то, что я получаю взамен от тебя намного ценнее моей покорности, моей души и жизни... Ведь это...»
- Ах ты... – резкая боль в ноге заставляет очнуться от мыслей. Наградив ее фонтаном скверных и очень скверных выражений, Хао зачерпнул рукой ледяную воду и ополоснул лицо. Грязная, смешанная с кровью вода медленно стекала на шею по подбородку. А с ней стекали остатки тех тяжелых мыслей. Боль медленно утихала, все притупляясь с каждой минутой. Хао вновь взглянул на свое отражение в воде, покрывшееся мелкой рябью. Вновь взглянул в свое лицо.
« Один из твоих подарков, Йо. Эти крупные красивые серьги с изображением звезды. Звезды Единства. Звезды моего повиновения. Всегда осознавал, как они мне дороги. И так ненавистны. Сколько раз в порыве ярости хотелось сорвать их и выкинуть, растоптать, разломать. Словно с этим я разрушил бы твою власть. Но всегда меня что-то останавливало. Что-то мгновенное, быстрое и яркое, как вспышка молнии. Это заставляло меня одуматься. Вспышка. Вспышка из твоих глаз. Такая сильная, такая яркая. И видел ее только я. Только я видел этот маниакальный блеск, только я видел ярость и необузданность твоих глаз. Их разрушительность. Их огонь. Пустые глаза цвета агата. Как и мои. Но они все же другие, непохожие. Завораживающие. Манящие...
Никогда не мог без волнения смотреть тебе прямо в глаза. Может это инстинктивно, может это где-то далеко в подсознании, но я не могу спокойно смотреть так. Боюсь быть поглощенным огнем, боюсь раствориться в желании, неправильном, непристойном. Желании служить. Сделать все, что ты хочешь. Все. Боюсь потерять остатки самообладания. Ты и так знаешь, что слабак, но чтобы вот так упасть...»
Издалека долетает шелест и возмущенное шуршание листьев. Хао резко обернулся. Страх стальной хваткой сдавил горло. Никто не должен его сейчас увидеть. Никто из шаманов. Когда он так слаб. Поднимут тревогу. А дальше вообще думать не хочется...
Он начал нервно озираться. Нет даже места, где спрятаться. Тем временем шелест и треск становился громче, ближе, возмущенней. Кто-то явно шел напролом. Кто-то явно знал, где он сейчас находится. Хао лихорадочно перебирал мысли. Некуда бежать. Хотя как он сейчас убежит с такой ногой?
Шум все громче. Ладно, попытка не пытка. Хао резко приподнялся. Режущая боль в ноге заставляет вскрикнуть. Нет, в этом случае попытка становится пыткой. Он упал и беспомощно заозирался по сторонам. Все. Бежать уже точно некуда. Конец.
- Не бойся – это я, - доносится знакомый, хрипловатый мальчишеский голос. Секунда, и из кустов выходит Йо.
Облегченный выдох. Не успел Хао ничего сказать, как вдруг почувствовал, что голова отяжелела. Тяготила куда-то вниз, вниз, вниз... В темноту. Дальше, уносило все дальше...
Медленно, словно нехотя, темнота отпускала из своих цепких объятий его разум. Свет, звуки, память возвращали в реальность толчками, выбивая в голове волны притупившейся боли. Да, голова словно трещит по швам. До сих пор остается неприятное ощущение тяжести. Даже нет желания открывать глаза, а хочется погрузиться дальше в беспокойную дрему. Но шорохи и давление пристального, выжидательного взгляда заставляют проснуться.
Хао открыл глаза. Было темно - настолько, что он в начале даже не понял, где находится. Попривыкнув к темноте, он различил как сквозь густую крону деревьев пробивается едва уловимый слепой свет луны. В полутьме Хао увидел фигуру брата, очерченную серебром.
- Йо? – разомкнув высохшие губы, прохрипел Хао, невольно щурясь.
- Привет. Надеюсь, ты чувствуешь себя лучше, - спокойный ответ.
- Я тоже надеюсь.
Хао сел на земле и машинально прикоснулся ладонью к поврежденной щеке. Вместо кровавого шрама там остался всего лишь легкий рубец. Он уже догадывался, чья это работа.
- Спасибо, - он снова хрипит, потирая шею.
- Да не за что.
- Ммм... Но... где мы?
- В Тайном лесу.
- Ну, а... Ч-что? Неужели ты...
- Тише. Я сейчас все объясню, - Хао внимательно наблюдает, как брат садится на землю рядом с ним. Пристально глядит в глаза.
- Надо поговорить, Хао.
**
«...Зачем, зачем я оставил тебя тогда одного? Зачем?! Черт, где ты? Единственная мысль пульсирует в голове. Не нужно было, не нужно! Оставил тебя одного на растерзание этим кровожадным придуркам. Как мог! Как мог забыть, что ты остался совсем без подпитки, когда их пятеро! Пятеро на одного! Черт, черт, черт!
Беспокойно мечусь среди зарослей. Высохшие, колкие семена репейника цепляются за волосы, одежду, царапают кожу – неважно. Уже прошло больше часа. Тебя все нет. Меня захлестывают волны отчаяния. Да, впервые, наверное, переживаю так сильно из-за кого-то. Лишь бы не поддаться панике. Лишь бы. Лишь бы. Лишь бы ты был жив.
Слышу тихий шорох и редкие стоны. Иду напролом прямо туда. Сердце забилось быстрее. «Жив, жив, жив!» - глухо пульсировало сознание. Жив!
Выхожу. Да, ты жив. Весь в ранах и крови, но жив.
- Не бойся – это я... - конец фразы обрывается, когда ты со стоном оседаешь на землю.
Резко подбегаю к тебе, переворачиваю лицом вверх. Обеспокоено беру твою руку, пытаюсь нащупать пульс. Слава богу, слабый, но есть...
Не помню, что я делал, пытаясь привести тебя в сознание. Словно выпало из памяти. Слабо припоминаю мои лихорадочные попытки остановить кровь и вылечить шрамы. Не знаю почему, но впервые я поступал так необдуманно. Словно не изучал целебную магию. Стыдно даже. Никогда не позволял панике завладеть собой. Но после того случая делаю вывод, что начинаю ослабевать под натиском этого непостоянного мира. Воля эмоций. Никогда нельзя им доверять. Все безумства совершались из-за эмоций и чувств. Нельзя давать им овладевать собой. Нельзя.
Перенес нас в Тайный лес, в самое глухое место. Подальше от всех. Подальше от деревни. Чтобы никто нас не видел. Убедившись, что твоей жизни ничего не угрожает, устроил поудобней на траве, а сам принялся «дежурить» рядом. Встал напротив тебя. В свете луны твое лицо кажется бледным, осунувшимся. Волосы отливают каким-то синеватым блеском...
...Не знаю, что заставляет меня причинять тебе боль. Не знаю. Я понимаю, каким ты был слабым, невинным и беззащитным, но какое-то странное чувство заставляет меня вновь и вновь причинять тебе страдания. Физические, душевные – неважно. За столько лет ты почувствовал всю горечь неистовой боли. Я знаю, как ты терзался. Знаю, о чем ты мечтал. О чем ты грезил. Хотел тебя пожалеть, но не мог. Хотел проронить хоть слезинку сострадания, но вместо этого слезы лил ты. Что же меня заставляет бросать тебя на произвол судьбы? Какое-то ненормальное, маниакальное желание. Наверное, я садист. Даже не наверное, а точно.
Садист. И мне это нравится. Нравится терзать тебя, нравится управлять. Нравится читать в твоих глазах благоговейный страх и полную покорность. Нравится. Наверное, я зависим от тебя. Нигде я не найду покорней игрушки, чем ты. И боюсь тебя потерять. Потерять свою верную, покорную, чувственную куклу.
Но это ли достаточное объяснение тому необузданному, грязному желанию владеть? Именно, владеть тобой. Владеть не только душой, но и телом. Иногда еле сдерживаюсь, чтобы не забыться в порыве страсти. Но дело не только в этом. Замечаю, что мое желание со временем переросло в некое подобие противоречащей моей натуре нежности. Привязанности. Да, я привязан к тебе – и я этого не скрываю. Может, это во мне проснулись братские чувства? Не знаю. Уже точно ничего не знаю. И зачем вообще знать...
Вновь оглядываю тебя. Ты уже перевернулся на живот. Штаны сползли немного ниже, приоткрывая низ поясницы. Наверное, когда я тебя волок по земле, ремень отстегнулся. Черт, боюсь с собой не совладать. Черт...
Решаю прикрыть тебя твоим же плащом. Опускаюсь рядом на колени, чтобы прикрыть сие соблазнительное зрелище тканью. Ворочаешься во сне. Вновь перевернулся на спину. Что-то несвязно бормочешь:
- Нет... не уходи...
Замираю с плащом в руках. Прислушиваюсь. Ты же, во сне, хватаешь меня за край рубашки, сжимаешь так сильно, что не могу отцепиться.
- Не отпускай меня... – умоляюще произносишь во сне, - Прошу, не отпускай...
Разжимаешь пальцы и затихаешь. Наверное, потом ничего не вспомнишь.
**
Наконец, ты проснулся. Открываешь глаза, непонимающе оглядываешься. Да, ты точно ничего не помнишь.
- Йо?
- Привет. Надеюсь, ты чувствуешь себя лучше, - стараюсь говорить ровно, но кажется не выходит.
- Я тоже надеюсь, - проводишь рукой по щеке. Молчишь. Догадываешься, - Спасибо.
- Да не за что.
- Ммм... Но... где мы?
- В Тайном лесу.
- Ну, а... Ч-что? Неужели ты... – твой голос от удивления повышается, а ты даже и этого не замечаешь.
- Тише. Я сейчас все объясню, - сажусь рядом с тобой. Так тяжело сказать эти слова. Но уже пора бы. Скоро должно прийти время, - Надо поговорить, Хао.
Молчание. Сидишь, не понимая, и лишь пристально разглядываешь меня.
- Йо, если ты из-за сегодняшнего, то я все...- отводишь взгляд в сторону.
- Нет, Хао, я не про это.
Непонимающе глядишь в глаза. Боже, не думал, что будет так тяжело сказать. Но я должен.
- Хао, все случится завтра, - мои слова звучат как приговор. Приговор самому себе. Приговор для тебя. Но почему? Почему у меня такое ощущение?
- Как?.. Но ты же говорил...
- Я помню, что я говорил. Все должно случиться завтра, понимаешь?
Открываешь рот, чтобы что-то сказать, но я тебя не слышу:
- Я знаю, что ты еще не готов. Но ты должен. Мы должны.
- Но я...
- И все закончится, слышишь, закончится. Раз и навсегда, - делаю на этих словах ударение, - Я думал, что ты будешь этому рад.
Беру за подбородок и медленно разворачиваю к себе. Ты выглядишь печальным. Но пытаешься делать вид, что это не так.
- Да, конечно, я рад...
Нечаянно касаюсь твоей ладони и чуть сжимаю ее, поглаживаю шершавую кожу. Нет, я забылся. Одергиваю руку. Неловкое молчание. Не знаю почему, но потерял дар речи. Хочу что-то сказать, хоть как-то заполнить эту пустоту, но не могу найти подходящих слов. Не могу связать их воедино. Остается лишь смотреть тебе в глаза. Странно, но ты словно избегаешь моего взгляда. Может после того, что я наговорил сегодня? Я, правда, сожалею. Правда...
- Йо...- вдруг произносишь ты,- Можно я задам вопрос?
- Да.
- А тебе самому не надоело?
- Не надоело что?
- Не надоело играть?
Что ж, ты меня поймал в капкан. Загнал в угол. И вновь молчу, не находя ответа. Как истукан какой-то. А ты косишься на меня как-то нервно. Боишься, что я вновь разбушуюсь? Возможно, но не сейчас.
- Йо... тебе самому еще не надоело притворяться?
- Не знаю. Но точно могу сказать, что мне надоела эта стерва Кеояма.
Улыбаюсь. Да, я сказал правду. В моей прошлой жизни таких стервятниц стригли на лысо и отдавали в монастырь. Если я чего не путаю. Но если даже такого и не было, то я бы так и поступил. Ты тоже усмехнулся. Смешок. А мне уже радостно. Наконец, хоть как-то смог разрядить обстановку.
Встаю на ноги. Ты тоже собираешься последовать моему примеру.
- Хао, сиди.
- Нет, я попробую, - пытаешься приподняться, но твои ноги не слушается тебя. Вскрикиваешь и падаешь вновь.
- Давай, помогу, - протягиваю к тебе руки. Хватаешься за них, как утопающий за соломинку. Чувствую тепло ладоней и, приподняв тебя на колени, замираю. Ловлю на себе твой безучастный, отрешенный взгляд. Взгляд покорного подчиненного. Словно выжидаешь от меня чего-то, чтобы это исполнить. Исполнить любое мое желание... Любое. Черт, кажется, не удержусь.
Отпускаю руки. Все так же смиренно глядишь мне в глаза снизу вверх, словно утопаешь в них. Касаюсь рукой твоего лица. Провожу ладонью по подбородку, пальцами спускаясь все ниже, по шее. Нежная кожа покрыта рубцами. Подушечками пальцев вывожу узоры. Все так же неотрывно глядишь в глаза. Твои волосы. Зарываюсь в них пальцами, чувствую шелк прядей. Второй рукой перебираю длинные локоны. Начинаю массировать тебе виски. Ты лишь послушно покачиваешься в такт движениям, прикрыв от удовольствия глаза. Вновь провожу пальцами по коже шеи, касаюсь ими сухих губ. Чувствую их слабое, легкое движение. Что, это они просто дрогнули, или еще что? В твоем взгляде читается полное повиновение. Готовность исполнить мою волю. В обмен на это. Неужели ты на все готов? Посмотрим...
Вновь прикрываешь глаза. Касаюсь пальцами твоего подбородка, нежно глажу по щекам. Ты расслабляешься... И я грубо ударил тебя по лицу. Невольно отводишь голову в сторону. Резко схватил тебя за подбородок и развернул к себе лицом. Глаза в глаза. На щеке остается красный след, но глаза все равно выжидательны и безропотны. Ты понял, для чего нужна эта пощечина. И все равно не отступишь. Что ж, будь по-твоему. Ты сам напросился.
А я уже горю от нетерпения. Глажу тебя по ударенной щеке. Притрагиваюсь вновь к твоим высохшим губам. Слишком сухие. Нужно их увлажнить. Несмело целуешь подушечки пальцев. Чувствую ими жаркое дыхание. Наклоняюсь к тебе, накрывая твои губы своими. Совсем не сопротивляешься. Даже наоборот – отчаянно желаешь продолжения. Приоткрываешь рот, покорно впуская мой язык. Слегка прикусываю твои губы. Желанные, как никогда раньше...»
«... Что я делаю? Впрочем, не самый подходящий момент, чтобы думать. Это случилось. Я потерял голову, последние остатки здравого смысла. Поддался твоим глазам, утонул в них, растворился. Кажется, исчезло осознание собственного Я – осталось только одно желание, заполнившее все частички души и тела. Непристойное, извращенное. Наверное, это отразилось у меня на лице, и ты меня ударил. Я заслужил эту пощечину. Заслужил. И после этого я сильно удивился, получив ТАКОЙ ответ намою дрожь. Покорно отдаюсь твоему жару, накрывшему и меня с головой. Не отрываясь, медленно опускаемся на землю. Чувствую приятное давление твоего тела. Уже лежишь на мне. Неохотно отрываешься от поцелуя.
- Хао, ты не обязан, - тихо шепчешь в губы. Ты только так говоришь.
Впервые, наверное, мы думаем об одном и том же. И это «одно и то же» меня пугает и манит одновременно.
- Ты не обязан, - повторяешь ты.
Шепчу в ответ:
- Я хочу.
Вновь целую тебя, встречаясь с пылкими губами. Ты получил то, что так давно хотел. Что я так давно хотел. Целуешь губы, щеки, шею, чуть покусывая кожу и оставляя розоватые следы, которые быстро исчезают. Ловлю каждой частичкой тела то блаженное наслаждение от близости, долгожданной, неправильной, но такой желанной...»
Йо покрывал тело брата легкими, частыми, жадными поцелуями, никак не утоляя ту жажду, одолевшую его. И не встречал никакого сопротивления. Полное повиновение - соблазнительное, искушающее. Он может делать все, что хочет. Все, что хочет...
Темное, неприличное, непристойное желание владеть и причинять боль с одной стороны и нежность братских чувств – с другой. В борьбе это смешалось в один необузданный порыв страсти, заставляя Йо то прикусывать кожу Хао до боли, срывая очередной стон, то нежно проводить языком по разгоряченному телу. То сжимать до хруста костей запястья и сильно вдавливать их в землю, то мягко гладить руками по спине, груди, бедрам. Наслаждаться криками от боли, и стонами от наслаждения. Разрываться между нежностью и жестокостью. Любовью и страстью. Чувством и желанием.
Тело Хао горело. Очередная волна боли сменялась потоками блаженства.
Обжигающий, испепеляющий пожар тут же стихал в тягучей, тянущейся сладости удовольствия, и вновь разгорался с новой силой, сжигал все больше, все чаще, все больней. Хао вновь вскрикнул от новой, захлестывающей волны продолжительной пытки. На глазах проступили невольные слезы.
- Терпи, - пытка прекращается, на него неотрывно смотрит Йо. Его глаза в полумраке недобро заблестели, - Будь послушным мальчиком.
Вместо ответа Хао может только невольно простонать. Йо вновь жадно впивается в губы родного брата, приглушая стон и сжав ладони Хао на вытянутых руках. Тела сводило в лихорадочном возбуждении. Мышцы стягивало, приятно ныли руки.
«Ты всегда добиваешься, чего хочешь», - язвительно мелькнуло в мозгу у Йо.
« Черт, оставь, придурок! Ты зашел слишком далеко!»– отчаянно вопил разум.
« Да, слишком далеко. Меня уже ничто не остановит»
« Но он твой брат, в конце концов!!!»
« И что?»
Йо провел пальцами по ребрам Хао, ниже – по животу и чуть замер, вызывающе глядя в глаза брату. Хао непонимающе наблюдал за его движениями, за руками, опускающимися все ниже, за темными, горящими в темноте глазами. Было очень жарко в такую прохладную ночь, и Хао дышал все чаще, предвкушая обещанное удовольствие. И в это время со страхом ждал следующей за этим боли. Лучше не думать. Надо просто ощущать.
Вновь сверкнув глазами, Йо начал медленно расстегивать пуговицу и ширинку на штанах Хао. Он стал покрывать живот близнеца поцелуями, изредка впиваясь колющими укусами и массируя руками мышцы пресса, медленно опускаясь ниже. Медленно. Очень медленно. Для Хао это было пыткой. Он подавался вперед, чтобы ускорить движения, но руки брата с силой возвращали его на место. Усмехаясь, Йо только еще больше замедлял, растягивал эту сладкую пытку, вызывая громкие стоны.
Хао с нетерпением и надеждой ждал, когда он коснется его плоти, где было сосредоточено все желание. Внезапно пытка кончилась. Словно прочитав мысли Хао, Йо вновь ударил его по щеке. Удар был настолько сильным, что тот невольно перевернулся лицом к земле.
- Даже думать об этом не смей.
« Обидно. До слез. Ничего не могу с собой поделать. Но мне обидно. Тело требовало продолжения ласк, прерванных таким грубым способом. За что? Я думал, ты тоже этого хочешь. Неужели так быстро передумал? Щека горит. Мне больно. Больно. И стыдно... Сам виноват. Как же я мог поддаться желанию плоти? Стыдно за свои мысли. Я наверное тебе противен. Я не должен был так думать...
Дурак, дурак, дурак! Обидно и стыдно. Слезы из глаз. Плачу, как ребенок. Ничего не могу поделать...»
« Нельзя так! Нельзя! Нельзя давать волю чувствам. Идиот. Полный и-ди-от. Нельзя поддаваться соблазну. Нельзя цепляться за мир под таким жалким предлогом, как чувство. Это надо было прекратить. Даже так. Непонятно для кого я это сказал – для тебя или для себя? Знаю, больно. Ты еще не готов так резко отказаться от чувства. Мне тоже больно видеть сейчас, как ты страдаешь. Именно сейчас. Трясешься. Знаю, ты плачешь. На твоем месте я бы тоже заплакал. Но я не умею лить слезы. Еще раз прости»
Йо притянул к себе брата и взглянул ему в лицо. В затравленных глазах блестели слезы. Своим робким, неуверенным взглядом, широко распахнутыми глазами с длинными ресницами он напоминал ребенка. Маленького, доверчивого, которого несправедливо обидели. Наивный. До такой степени, что возникало желание пожалеть, обнять, приласкать.
- Дурачок, - тихо произнес Йо, нежно проводя рукой по щекам Хао и смахивая с них капельки слезинок. Такие удивительно мягкие щеки. Так приятно их целовать. Так приятно обнимать тебя, брат. Нежно, мягко и приятно. От всего своего каменного сердца.
- Прости меня, - прошептал он Хао на ухо. Хм, какой уже раз он это говорит? В который раз извиняется. Только перед Хао. Только перед ним он может извиняться. За все то, что брат снес за эти долгие годы. За его разрушенную свободу, за его разрушенное счастье и детство, за бесконечную боль и страдания. Извиняться за всю его жизнь. Сможет ли он его простить? Йо не простил бы.
- Йо... – Хао обмякает в объятиях брата, в поцелуях и ласке. Конечно, он простил. Он вновь простил ему все за эти объятия. А как иначе?
- Я тебя люблю, - еще тише.
Неужели он, Йо, это сказал? От своего сердца или чтобы успокоить Хао? Впрочем, это уже не важно.
- Я... я тоже тебя люблю, Йо. Не отпускай меня. Пожалуйста.
« Не отпускай меня, Йо. Не отпускай. Я хочу быть в твоей власти. Хочу, чтобы мной управляли. Я – кукла, я – тряпка, твоя марионетка. Не отпускай...»
Слабые отблески полной луны, едва пробивающиеся сквозь кроны деревьев, освещали переплетенные в нежных объятиях тела. Два брата - такие одинаковые, и таких разные. Господин и слуга. Кукловод и марионетка. Сильный, страстный и слабый, нежный. И оба - актеры, которые отлично знают свою роль в спектакле под названием Жизнь. И оба будут играть ее до конца. До завтрашнего дня. Когда все случится...
